Написано им было немного. Собрать всё – так еле наберётся на один приличный том, и всё же каждый, кто общался с Евгением Васильевичем Лазаревым, понимал: в этом человеке живёт Русское Слово.
Я сейчас подумал: может, он потому и не писал (хотя все его всегда подталкивали: пиши, пиши), что как никто другой чувствовал это Слово. Он настолько проник в Слово, что достиг высшей его формы – Молчания.
Наверное, это я сейчас додумываю всё, но мне так действительно кажется… homework service
Писательская слава пришла к Лазареву рано. В двадцать четыре года у него вышла первая книга прозы, что по советским временам невероятно. В двадцать шесть его приняли в Союз писателей России. В 1971 году по его рассказу на Рижской киностудии снимают художественный фильм «Поженились старик со старухой», где главные роли играют Алексей Грибов и Анастасия Зуева. Затем он возглавил Самарскую областную писательскую организацию и двадцать шесть лет был её председателем.
Он был хранителем Слова. Я уверен, что наша писательская организация осталась верной традициям русской литературы, только благодаря тому, что в 90-е годы, когда глумление над русской культурой достигло эпических размеров, нашим руководителем оставался Лазарев. Он был удерживающим от многих соблазнов, которые предлагал мир.
Помню говорит кому-то из молодых, указывая на его рукопись: «Ты вот это своей бабушке прочитаешь?» Тот сначала не понимает, чего от него хотят, потом отрицательно крутит головой. И Лазарев, поняв, что совесть у человека есть, уже примирительно и по-доброму подводит черту под разбором: «Вот и не читай никому больше».
Тут ведь понятно, что бабушка никакой ни критик и ни литературовед, и книг-то она, может, и не читает вовсе, но вот, если ей читать стыдно, то это читать нельзя никому. Лазарев поверял написанное с народом, с его пониманием окружающего мира.
Его чувство русского языка было коренное. Лазарев прекрасно понимал что такое русский язык.
Какая-то была конференция по русскому языку, там многие выступали и говорили правильные слова, и вот вышел Лазарев. Дословно, конечно, его выступание воспроизвести не смогу (сейчас-то понимаешь: это чудо, что я мог слышать Лазарева), но вот суть услышанного тогда я теперь повторяю практически на всех выступлениях и мне даже порой начинает казаться, что это я сам до всего догадался, но нет – это Лазарев.
– Когда апостолы собрались в горнице во время Пятидесятницы и молились, на них в виде огненных языков сошёл Святой Дух и они стали разговаривать разными языками, а потом отправились на проповедь по всему миру. Так вот один из сошедших тогда огненных языков был русский. И относиться к нему надо как к Богом данному нашему народу языку.
Вот каково было его понимание и отношение к русскому языку и литературе.
Его порой упрекали в лени и бездействии. Я сам тыкался: «Евгений Васильевич, давайте это быстренько подпишем, и я отнесу бумаги». – «Сашок, давай завтра». О, как я бывало злился! А на утро выяснялось, что никуда ничего нести не надо и более того, оказывалось, слава Богу, что ничего не подписали.
Сейчас-то я понимаю, что это не было никакой «обломовщиной», это было неприятие суеты и только отвлечение от главного. Не этого ждал от меня, да и от всех окружающих, Лазарев. Не вот этих никому не нужных бумажек, а вглядывания в Слово, которое живёт в каждом из нас. В узнавании Его, вчувствовании в Него и жизни по Нему.
А вот там, где надо, Лазарев вставал стеной. Без него вряд ли бы состоялся журнал «Русское эхо». Он тогда здорово поддержал нас, и мы, чувствуя такую мощную опору, действовали смелее, а Лазарев охранял нас и от внешних нападок (которых, кстати, было предостаточно), принимая удары как руководитель на себя, и от внутренних, не позволяя отступать от русского языка и русской литературы.
Совсем уж давнее вспомнилось. Был я с Лазаревым то ли на каком-то пленуме Союза писателей, то ли совещании, по-моему дело было в Питере, хотя сейчас точно не помню, да и суть не в этом. Я жил в одном номере с Лазаревым. Лазарев ни на каике заседания не ходил, сидел в номере и принимал гостей. К ему шли потоком. Я как не забегу в перерывах, у него всегда сидят писатели со всех концов страны и слушают. У меня, помнится, были смешанные чувства: от раздражения, что в нашем номере постоянно толчётся народ, до гордости, что вот: именно к нашему Лазареву идут, а не к кому-нибудь. Ну и Лазарев не забывал знакомить меня со всеми приходящими, что тоже тешило самолюбие и примиряло с бардаком в номере. Вечером в комнате собралась молодёжь. Комната, наверное, была у нас такая притягательная. Лазарев уже устал, полувозлежал на кровати и молчал. Мне же в какой-то момент захотелось перед молодыми похвастаться, с каким человеком я живу, и стал просить Лазарева сказать что-нибудь. Молодые писатели, которым надоело меня слушать, подхватили: «Евгений Васильевич, Евгений Васильевич, скажите что-нибудь, скажите нам слово». Евгений Васильевич чуть приоткрыл глаза, слега приподнял руку и негромко произнёс: «Дети! Любите друг друга». И опустил руку и прикрыл глаза. А мы уже не смели шуметь и стали разбредаться по своим номерам.
Нет больше с нами Евгения Васильевича… Кончился год литературы. Впрочем, это глупая шутка. Да, определённая веха с уходом Лазарева в русской литературе закончилась. Но Любовь остаётся. А Любовь всегда больше. И именно Любовь завещал нам Настоящий Писатель.
Александр Громов